|
Пластилиновый Ворон
Глава Вторая, в которой Кальдмеер ябедничает, Салина сидит в засаде, а Ротгера Вальдеса ждет неожиданная встреча. Салине снился кошмарный сон о том, как альмиранте поручил ему отвечать за Вальдеса, и теперь отчитывал, потому что он, Салина, не справился, и Вальдес разбил коленку и дриксенский флот. Все вышло очень неудачно, но довольно тихо. Флот они с Ротгером сложили и смотали просмоленной пенькой. Издали не отличишь. Альмейда сначала не заметил. А потом пришел Олаф Кальдмеер и приятным баритоном начал вкрадчиво выговаривать Салине в присутствии начальства: - Хулио, это возмутительно. Я бужу тебя уже целых три минуты! Нельзя так крепко спать, искру в крюйт-камере проспишь… - Какого демона! Я родич соберано! – возмутился Салина и проснулся. Из густой ночной темноты на него взирали два сияющих глаза. - Да-да, и ты тоже похож на маму, - ехидно отозвалась темнота все тем же баритоном. Проснувшийся Хулио теперь уже опознал его как вальдесовский. – Но это скорее обязывает тебя встать быстрее, чем позволяет продолжать спать. - Сколько времени?! – простонал несчастный командующий арьергардом и попытался спрятаться под подушкой. - Без четверти два! Вставай! Вальдес последовательно и деловито скинул на пол одеяло, подушку и, главное, пистолет, который Салина, по примеру легендарного родича, всегда держал рядом. Избавившись от угрозы быть немедленно пристреленным, Ротгер с воодушевлением вцепился в голую пятку Хулио и радостно затряс: - Вставай! Будем режим валить! - Чего? - Белый дом штурмовать! - Зачем?! - Поползли давай. Он скоро спать ляжет. - Кто? - Ну _он_! А мы зайдем и поглядим. - На что?! К кому зайдем, зачем зайдем, Вальдес, помедленнее! Вальдес махнул обеими руками и переместился с края кровати на спинку стула. Потрясающая способность Бешеного усиживаться на самых неустойчивых поверхностях давно вошла в байки. Серебристый лунный свет очерчивал темный силуэт, и Хулио чуть было не заржал в голос: горделиво высившийся на спинке стула Вальдес был ужасно похож на самодовольного мартовского на кота верхом на заборе. Салина мужественно сдержался, сполз с кровати и нащупал в потемках одежду. Если Вальдес вцепился, то уже не выпустит. «Собакой бешеной» Его Светлость Филип называл Ротгера не за это, но Хулио именно что представлялся игривый и не очень вменяемый, зато очень сильный, пес. Вцепился в штанину и тащит – и попробуй докажи, что ты не в настроении или не в состоянии общаться, играть или раскрывать жуткие тайны мироздания. Особенно не стоит доказывать силой – останешься без ценной части тела, как пить дать. - Ротгер. Давай я сяду, и ты мне все нормально объяснишь. Что тебе надо от бедного меня во втором часу ночи? - Хулио! – просиял во тьме Вальдес. – А давай ты на кухне сядешь?? Я ужасно хочу есть. А тебе сообразим шадди. - Прислуга спит! - Да зачем нам прислуга?? Рук у нас, что ли, нет? Салина обреченно вздохнул и поплелся на кухню за Бешеным. Следующие полчаса нанесли Хулио Салине, вице-адмиралу Талига, командующему арьергардом и просто хорошему парню, глубокую душевную травму. Воспитанный в приличном дворянском, но все равно марикьярском доме, он, конечно, знал, что, если нет прислуги, можно съесть что-нибудь простое, походное. Хлеб с мясом, к примеру. Или сыр. Ну или молоко с лепешками… Но бергерское блюдо «холостяцкий бутерброд» он первый раз в подробностях рассмотрел именно в руках Ротгера. Сооружение потрясало размером и совершенной несовместимостью продуктов, уместившихся на куске хлеба. Селедка с кровяной колбаской, к примеру. Однако Вальдеса это ничуть не смутило. Он присел на край стола, бухнул перед Салиной кружку с недопитым кем-то холодным шадди, найденную возле плиты, и разом откусил чуть не половину ужасающего кулинарного творения. - Ну вот, - изрек он, жуя, - в то время как белопарусные корабли бороздят просторы хекбергского залива….
* * * * Залегли под кустами смородины. Сидеть в засаде оказалось совершенно неинтересно, а еще очень темно и холодно. Хулио больше всего тяготило последнее, Ротгера – первое. Что, в общем-то, неудивительно. Салина кутался в куртку и тер нос ладонью, стараясь не стучать зубами слишком громко. Вальдес нес ахинею. Ахинея неслась с почти ощутимым удовольствием, прямо в процессе густея, разрастаясь и колосясь. На стилизованной под Дидериха басне «О дядьке Хладноморе и тридцати трех фрегатенкапитенен» Салина сломался, пристально поглядел Бешеному в глаза и поинтересовался: - Ротгер, тебе никогда не приходило в голову, что в засаде надо сидеть _тихо_?.. Освещаемый серебряной луной Вальдес замолк на полуслове и глубоко задумался. Хулио перевел дыхание и с облегчением занялся Делом. Сначала он рассматривал, как и задумывалось, тени в освещенных окнах второго этажа комендатуры. Мысли явно мерзли и хотели обратно в постель, а потому, для согрева, играли в чехарду с совершенно неприличными мыслями в адрес близлежащего Вальдеса. Через десять минут он уже искренне жалел, что неприличными мысли можно было считать исключительно из лексических соображений. Богатый жизненный опыт подсказывал, что морально неприличные мысли гораздо эффективнее греют и себя и соседок. - И вот ты и я – две Тени, Крадущиеся в Ночи, прокрадываемся в дом. Ты отвлекаешь на себя адъютантов, если они еще не угомонятся, уводишь их.. их.. на болота! Я тебя прикрою! Или нет. Я их увожу. А ты меня прикрываешь! Только беги след в след, а то я шире тебя в плечах! Всего не прикроешь! И подпрыгивай! А то я выше! А потом.. А потом.. Потом мы идем на второй этаж, взламываем дверь кабинета Всевзламывающим Напряжением Психополярных Энергий… Замок плавится и ползет по двери вверх, спасаясь от наших Испепеляющих Силой Мысли Взглядов… И тогда мы… - Ротгер!!! - А? – на миг отвлекся от эпических планов Вальдес. - Возьми мой шарф, пожалуйста! - А-а… Зачем? – удивленно переспросил Бешеный, комкая в ладонях тонкий алый шелк. - Помолчи в него! Ротгер обиженно фыркнул, но заткнулся. Так прошло еще несколько длинных, будто похмелье после Изломной ночи, минут. Холодало, звезды над головой злоехидно перемигивались, а потом заладили носиться по черному небосводу туда и сюда, и точно так же – туда и сюда, туда и сюда – замельтешили темные силуэты в окнах второго этажа Белого дома. (Капитанская вдовушка, продавшая его Адмиралтейству, уверяла, что белый – цвет непорочности и женской невинности, чем едва не ввела Альмейду в грех, ). Хулио считал минуты и Первых Маршалов, снующих по особняку. Хулио наслаждался торжественной, благостной тишиной. Через семь минут он насторожился. Через восемь запаниковал. Через девять сотворил на себе знак эсперы, мысленно извинившись перед Создателем за временную слабину в оппозиционном лагере Убежденных Абвенианцев, и осторожно скосил глаза на очень, очень подозрительно тихого Вальдеса… Конечно, молчать в алый шарф Ротгер не стал, а вместо этого повязал его вокруг головы, на манер морисских корсар, свесил длинные концы на левое плечо. Хулио замер с совершенно некуртуазно открытым ртом. - Берегериш партизанен, - доверительно объяснил ему Вальдес. – Квадратиш. Практиш. Гут. Салина закатил глаза к небу, где на высокой ночной тучке наверняка сидели в обнимку Создатель и Анэм и от души потешались, выслушивая его немые вопли и мольбы. Спасла рассудок командующего авангардом извечная бергерская обстоятельность. Разумеется, не его собственная, а очень даже Савиньяковских адъютантов. Адъютантов к Савиньяку приставили матерых, отборных. Вальдес увидел аккурат прошлым утром и носился еще часа два по адмиралтейству с совершенно круглыми от восторга глазами. Как удалось выведать Альмейде, применившем на собственном вице-адмирале совершенно бесчестный, но от этого не менее эффективный прием Куда-ты-убежишь-вися-над-полом, лично Варзовым отобранные ребята были настолько суровы, что безмятежно взирали на то, как Вальдес собственноручно национализировал из багажа Первого Маршала чулок родовых цветов, одну штуку. На резонный вопрос «Вальдес, но зачем!?» Бешеный закатил глаза и начал с мистериальными завываниями повествовать о своей роковой и фатальной любви к блондинкам. После чего на Альмейду ни с того ни с сего самым непредсказуемым образом окрысился собственный флаг-капитан Филипп Аларкон, удивленный Альмейда потерял бдительность и Вальдес героически бежал. Салина вспоминал сие батальное полотнище, глядя как те самые уже-легендарные добры молодцы уверенно и деловито шагают куда-то от дверей Белого дома, и кусал губы, стараясь не заржать в голос. Одинокий заливистый хохот посреди ночного сада, положительно, провалил бы засаду так, как не провалил бы ее даже Бешенный. Соблазн перещеголять легенду флота был велик, но Салина воззвал к своей скромности (и откуда взялась?!) и стерпел. Вальдес стоял рядом на четвереньках и нетерпеливо переминался с коленки на коленку, будто застоявшийся в кухонном подполе голодный мышь. Хулио обессилено застонал и прошептал с мукой всего задушенного за сегоня хохота в голосе: - Вальдес, а чулок-то тебе эмилевский зачем?.. - Он красный, - ответил Вальдес и, видимо, счел это объяснение исчерпывающим. - Ротгер… - Ушли! –возликовал оглушительным шепотом Бешеный, рванул вперед и петлями побежал по газонам и цветникам. Когда сияющий глазами об излишнего энтузиазма ураган пронесся мимо Салины в четвертый раз, родич соберано решил, что пора принимать меры. Рискуя жизнью, здоровьем и карьерой, подкараулил очередной более-менее предсказуемый зигзаг в траектории бешеного товарища – и героически выскочил ему наперерез: - Стой! Ротгер! Ты болен?! Вальдес воззрился на него как ментор на тупого унара: - Я следы путаю! - О, Создатель! Четверо! Есть там сверху кто-нибудь?! - Наверху Эмиль, - терпеливо сообщил безутешному Хулио Бешеный. – Поэтому надо как можно скорее в дом! Осталось только смириться с судьбой. Вальдес схватил товарища за руку и потащил за собой, возобновив безумные маневры. Салина закрыл глаза и стал вслепую считать повороты. На двухсотом его затошнило.
* * * * В просторном холле горела свеча на столике у окна. Камин не горел, но было тепло. Уставший, как козел жестокого бакрана, Салина рухнул на коврик у пустого камина и почувствовал, что сейчас расплачется от счастья. Для счастья оказалось нужно так немного – отсутствия Вальдеса в обозримой близи. Где-то в необозримой, но слышимой близи этот самый Вальдес сопел и бегал из конца комнаты в конец. - Что ты теперь делаешь, Ротгер? – опасливо поинтересовался Хулио, на всякий случай укладываясь на коврик ничком, чтобы поднять его на ноги одним рывком с разбегу стало как можно более затруднительно. - Ну как ты не понимаешь! Мы как будто они вернулись. И топают теперь. Я усыпляю бдительность! Я похож на двух внушающих уважение бергеров?! Салина нехотя оторвал голову от мягкого ворса и покосился на смоляную макушку далеко не шкафообразного товарища. - Почему мне казалось, что мы должны эту самую бдительность не усыплять, а не будить вовсе? - Тише! – вдруг страшно зашипел Вальдес. – Сглазишь!!! Стремительность происходившего далее сравнима только с действием выпитой залпом ведьмовки на вертикальное положение тела юнги. Наверху лестницы раздались шаги. Глаза Вальдеса стали круглыми, как у испуганной совы. Бешеный махнул руками вразлет, подпрыгнул, кувыркнулся, пропал из виду, а в следующее мгновение возник у окна и отточенным жестом убийцы-профессионала прихлопнул рукой огонек свечи. Пала тьма. Было тихо. На лестнице тоже ошалело молчали. Потом из темноты холла раздался невнятный шорох, тихое и почти нежное проклятие, мелкий топоток – и звучный БАМ. Поскольку слово, прозвучавшее следом из темноты громко и внятно, все равно будет стерто из летописи веков (ибо цензура!), здесь мы ставим точку. Раздался БАМ. Хулио перекатился из положения «мордой в коврик» на спину, приподнялся на локте, пытаясь сообразить, что случилось с напарником по диверсии. В следующую секунду на лестнице вспыхнул свет, показавшийся после темноты нестерпимо ярким, и в этом сиянии Хулио увидел распластавшееся в прыжке тело вице-адмирала Вальдеса. Еще мгновение спустя, адмирал звучно шлепнулся на него всем весом, запрокинул голову и завопил: - Лобызай же меня, чернокудрый прелестник!!! - Вальдес?! С пальмы упал?! – успел завопить в ужасе Салина, прежде чем ему заткнули рот поцелуем.
Глава Третья, в которой Савиньяк ударяется в эсператизм, Салина становится жертвой насилия, а Ротгер Вальдес хватается за голову.
- Вальдес! С пальмы упал! – раздался ликующий, сдавленный, видимо, волнением, вопль со стороны прикаминного коврика. «Радуется как», - подумал Эмиль и тактично задул свечу. Первый Маршал Талига в кромешной темноте наощупь поднимался по мраморной витой лестнице и думал о катастрофическом падении нравов на талигском флоте. Успел подумать, что надо бы напомнить себе поговорить об этом с Первым адмиралом, представил каменную. Физиономию Альмейды и отказался от этой мысли. Одолев ступенек двадцать и трижды споткнувшись, Эмиль плюнул на самоуважение, вслепую отставил подсвечник на ступеньку ниже и продолжил путь на четырех конечностях. Дело пошло веселее. Трагичность ситуации заключается в том, что Вальдес, действительно, упал. Но не «с» пальмы, как предположил обескураженный вице-адмирал Салина, а «на пальму». А еще вернее сказать «в» пальму. Пытаясь во внезапной темноте найти своего боевого товарища, Ротгер споткнулся о край большой корабельной бочки, в какой обычно перевозят питьевую воду. Удивился неожиданному препятствию и резко наклонился поглядеть, что случилось – и звучно впечатался лбом в тонкий, с кулак всего-то, но совершенно стальной по крепости стволик пальмы, которая, собственно, в бочке и росла. Слово, которое заменило в тот момент Ротгеру приветствие радостной встречи (как мы уже и говорили) из летописи веков потерто цензурой, а потому они просто встретились: лоб Ротгера Вальдеса и ствол его же пальмы.
возможно, когда-нибудь TBC Сайт создан в системе uCoz
|